Блог

«Выставка планировалась в ноябре. Но начался коронавирус, карантин, и она была перенесена на январь. Поэтому пересечения с актуальным моментом, которые в этой выставке присутствуют, в каком-то смысле случайны.

Чтобы объяснить идею выставки, обозначу, что явилось триггером для меня. С одной стороны, это звук комариного писка, который меня всю жизнь преследует, начиная с детских воспоминаний о пионерлагере. Комариный писк — это, по сути, ночной кошмар. Он все время меня сопровождал, и на меня комары воздействуют негативно. То есть сильно кусают. Видимо, аллергия есть на них. Но это, что называется, личная обсессия.

С другой стороны, что касается художественной составляющей, то в московском искусстве, в концептуализме, комары — это тема Андрея Монастырского, у него есть три работы, связанные с комарами.

Первая работа на выставке создана на трех щитах. С одной стороны, это рупоры, из которых звучит комариный писк. Звуки комаров инфлюируют на скульптуру, которую вы видите. Вот скульптура. С одной стороны, это знак тюрьмы. С другой стороны, это знак победы. Пальцы отрублены, и возникает напряженное или даже устрашающее впечатление несостоявшейся победы или тюрьмы. У меня есть много работ, связанных с руками, с различными знаками, которые можно сделать руками. Звуки комаров инфлюируют на эту скульптуру, и от нее происходит отражение. Тень, которая превращается в хэштег. Знак тюрьмы одновременно может быть хэштегом. И под ним написано „Конституция Российской Федерации с поправками на бурятском языке“. Вы можете пойти по этому хэштегу и там это увидеть.

Дальше мы переходим в другое измерение. Пока мы находимся в ситуации 3D и 2D. С одной стороны, звук, который является одним измерением, инфлюирует на скульптуру объемную. И объем после этого превращается в двухмерное изображение. Формальная сторона этой работы — трансмедийное произведение. То есть медиум меняется по ходу движения. Сначала объект, звук, скульптура — и наконец, тень и, условно говоря, живопись, то есть это симулякр живописи. Там сложно все это сделано по цвету. Это не просто отпечатанный текст.

И, наконец, когда мы переходим в следующую часть, мы видим непосредственно напечатанную Конституцию, с тем же дизайном, который распространяется в данный момент сейчас по всей стране. Поправки все вставлены на бурятском языке.

Возникает вопрос: откуда возник бурятский язык? Из работ Монастырского, это его выбор языка. При этом надо сказать, что, когда мы делали этот проект, выяснилось, что на бурятском языке нет российской Конституции. И поэтому мы перевели только поправки на бурятский язык, бурятский язык в данном случае выступает в качестве метафоры, заумной вставки.

Заумь — это направление русских футуристов. И бурятский язык в данном случае выступает как метафора заумного языка и тотальной поломки. И последнее, что можно сказать: вся инсталляция превращается в книгу, то есть из объема, из пространства превращается в лежащий на подиуме напечатанный текстовый объект. Как это названо — Конституция, текстовый объект. Так что всю инсталляцию можно даже воспринимать как некий самогонный аппарат. То есть аппарат, который звук комариного писка превращает в новую Конституцию с поправками на бурятском языке. Такая метафора создана непосредственно в этой работе.

Идея с комариным звуком, с этими рупорами, довольно долго продумывалась. На выставке я радикально доработал и экспозиционно решил эту историю. Конечно, сама по себе идея перевести на бурятский язык поправки и вставить их в конституцию появилась в тот момент, когда появились поправки. Я воспринял их просто как личное оскорбление. Не хочу сказать, что я супер-фанат ельцинской Конституции, но тот протокол, как это все было сделано, и поправки, которые реально вышли, на мой взгляд, — настоящая конституционная порнография. Запредельная по своей абсурдности, наглости и полному выходу из каких-либо рамок закона и элементарного здравого смысла. И одна поправка, если вы знаете, даже с точки зрения русского языка плохо написана. По поводу „традиций предков“.